Указ Синода о раскрытии тайны исповеди. Полный текст.
1722, мая 17. Синодский.
Об объявлении священником открытых им на исповеди преднамеренных злодейств, если исповедающиеся в оных не раскаялись и намерения своего совершить их не отложили. — С приложением особенной формы присяги для духовных лиц.
Понеже известно ныне в Синоде учинилось, что некоторые злодеи, исповедываяся духовным своим отцам, грехов своих, объявляют на исповеди и злодейственное свое намерение, не с раскаянием, и отложением умышления, но с непременным злаго того действия желанием; а отцы духовные объявлять того никому не дерзают, вменяюще то грех быти, что не есть грех, но полезное хотящаго быть злодейства пресечении, и от такого необъявления многия происходят вредные действа; того ради, по Именному Его Величства, Всепресветлейшего, Державнейшего, Петра Великаго, Императора и Самодержца Всероссийскаго, указу, Святейший Правительствующий Синод судил за благо сим объявлением показать ясно:
Дабы каждый священник ведал, что если кто при исповеди объявит духовному отцу своему некое несделанное, но еще к делу намеренное от него воровство, наипаче же измену, или бунт на Государя, ли на Государство, или злое умышление на честь или здравие Государево и на фамилию Его Величества, а объявляя толикое намеряемое зло, покажет себе, что не раскаевается, но ставит себе в истину и намерения своего не отлагает и не яко грех исповедует, но паче дабы тако согласием или молчанием духовнаго (отца) своего в намерении своем утвердиться; что отсюда познать мощно: если повелит ему духовный отец если повелит ему духовный отец именем Божиим отстать всеконечно от намерения своего злаго, а он молча и аки бы сумняся, или оправдая себя, в том непременен явится: то должен духовник не токмо его за прямо исповеданные грехи прощения и разрешения не сподоблять (не есть бо исповедь правильная; аще кто не всех беззаконий своих кается) но и донести вскоре о нем, где надлежит, следуя состоявшемуся Апреля 28 числа нынешняго 1722 года Именному Его Императорскаго Величества указу, каков о таких злодеях печатными листы публикован, по которому и за слова, до высокой Его Императорскаго Величества чести касающияся, и Государству вредительныя, таковых злодеев в самой скорости имая, в определенныя места приводить повелено. Чего ради таковаго, кто злое и нераскаянное свое намерение на исповеди покажет: тотчас, по содержанию онаго Его Императорскаго Величества Именнаго указа, кому надлежит, должен духовник объявить; однакож в том объявлении, важности того на исповеди показаннаго, не открывать; понеже по оному указу, таких злодеев, которые и в вышеозначенных злых словах явятся, нигде кроме Тайной Канцелярии и Преображенскаго приказа распрашивать не повелено; но токмо в том объявлении тайно сказать, что такой то человек (показав тем чин и имя) имеет злую на Государя, или на прочее, что выше сего помянуто, мысль и нераскаянное намерение, от чего великой вред быть хощет: за что без всякаго медления пойман и заарестован быть должен. И понеже по оному Его Императорскаго Величества Именному, указу и доносителей, для надлежащаго таких злодеев обличения, в помянутыя Тайную Канцелярию или Преображенской приказ за поруками, или будет порук не будет, за провожатыми, под честным арестом высылать повелено, того ради и священнику, объявив оное, и дав по себе поруку, ехать по высылке в указное место неотложно и неотбывательно. И тамо уже, где о таких злодействах следование бывает, все о оном злом намерении слышанное, объявить именно без всякаго прикрывательства и сомнения. Ибо сим объявлением духовник не объявляет совершенной исповеди, и не преступает правил, но еще исполняет учение Господне, тако реченное: аще согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою, и тем единым, аще тебе послушает, приобрил еси брата твоего, и проч. Аще же не послушает, повеждь церкви.
И от сего можно разсуждать, что когда уже так о братни согрешении, до единой точию обиды, или до подобнаго той касающемся, в котором кто не кается и пребывает не послушлив, поведать церкви Господь повелевает: то кольми паче о злодейственном на Государя, или на тело церкви умышлении, и о хотящем от того быть вреде, доносить и объявлять должно есть. К тому ж и сие кийждо духовник да памятствует, что всякому Иерею, рукоположивший Архиерей, в данной ему от себя ставленой грамате, по древнему отеческому преданию, завещавает от своего лица тако: исповедавших ему своя совести, вязати и решити грехи разсудно, по правилом и прочая; и по нашему Архиерейскому благословению же и повелению. Вящшия же и неудоборазсудныя вины нам приносити да имать. И аще тако вящшия и неудоборазсудныя вины, с разскаянием уже исповеданныя, до Архиерея духовнику приносить издревле уставися, то кольми паче о нераскаянном намерении и злодейственном на Государя, или на Государство умышлении объявлять надлежит, и сим объявлением не порокуется исповедь. Понеже объявление беззакония намереннаго, котораго исповедающийся отстать не хощет и в грех себе не вменяет, не есть исповедь ниже часть исповеди, но коварное к прельщению совести своей ухищрение.
И был таковаго лукавства образ в прошлых годах, когда вор Талицкий объявил при исповеди духовному своему свое злейшее намерение, а именно: написал письма, которые хотел везде подметывать к возмущению, ставя себе то за истину и не отлагая онаго и не каяся, и священник хотя ему в том и претил, однако же причастил Святых Таин и не донес, где надлежит, чая грехом бытии то доношение; а тот вор пошел с тем намерением оное делать. И ежели б не пойман был, и в дело произвел, от чего какие б бедства и крови произошли, то какое ж покаяние, что на горшее зло обратилося и Талицкому и отцу его духовному;
а потом уже и злейшее всего и весьма безприкладное инаго духовника в 718 году показалось, не токмо необъявление сказанного ему, но еще и прощение тому сказавшему и равное с ним злодейственное умышление, а именно: Сын Его Императорскаго Величества Царевич Алексей ответом своим показал, что он духовнику своему Якову Игнатьеву на исповеди сказывал: что он желает Отцу своему (Его Императорскому Величеству) смерти, и тот духовник в том Его Божиим именем прощал и сказал, что и он смерти Ему желает; в чем и сам тот бывший духовник, рострига Яков с розыску винился, как то в печатном онаго 718 года объявлении ясно показано: и за такое злодейство оной рострига и казнь достойную восприял.
Но и в нынешнее время скаредный того ж злодейства образ, с великим не токмо православных соблазном, но и всех инославных человек со ужасным удивлением, и церкве нашея пороком, не на одном из духовных отцев показался, а именно: в нынешнем 1722 году марта в 19 числе некоторой злодей, пришед в город Пензу, кричал всенародно многия злыя, до превысокой Его Императорскаго Пресветлаго Величества чести касающиеся, и весьма вредительныя Государство слова, о которых и следование ныне в Тайной Канцелярии идет; а по тому следованию явилося, что тот злодей, будучина исповеди объявлял те свои злые слова отцам своим духовным, котрые ему в том никакого запрещения не чинили; но паче некоторые из них тем его зловымышленным словам и согласовались, как ныне розпопа Никифор Терентьев, прозванием Лебедка, в расспросе и с розыску виновна себе в том признал. А которые отцы ж его духовные, тем его злым словам и не согласовались, однако же никакого ему возбранения в том не чинили, но и Святых Таин его приобщали, за что и казни жестокой повинны суть.
Чего ради сим объявлением дается всем священникам знать, дабы ведали, как в таковых случаях поступать надлежит, и не токмо намеренное зло, которое в действо произвестися хощет, должны объявлять, но и сделанной уже народной соблазн, на пример: ежели кто вымыслив где каким либо образом, или притворно учинив, разгласит ложное чудо, которое от простаго, и малоразсуднаго народа приемлется за истину, и потом такой вымыслитель, тот свой вымысл на исповеди объявит, а раскаяния на то не покажет и опубликовать того (дабы неведущии той лжи за истинну не принимали) не обещается; а та ложь по неведению за истину приемлемая, к числу истинных чудес приобщаться, и от времени всем в звание и в память утверждаться будет: то духовник должен, где надлежит, без всякаго медления о том объявить, дабы такая лжа была пресечена, и народ, тою лжею прельщенный, неведением не погрешал, и лжи за истину не принимал; понеже таковых ложных чудес употреблением не точию какое либо иное чинится безстрашие, но и заповедь Божия,не приемли имене Господа Бога твоего всуе, дерзостно разоряется: ибо в тех вымышленных чудесах Божие воспоминается имя, которое теми, яко лжею, не прославляется, но яко всуе приемлется, а на благочестие происходит от инославных порицание. Чего ради такое законопреступное и благочестию вредительное действо весьма пресецать надлежит; и духовники о таких случаях, как выше сего воспомянуто, объявлять нескрытно и неукоснительно должны суть.
И таковые духовнии, которые как о вышеозначенном злом и нераскаянном намерении, так и о содеянном лонных и притворных чудес разглашении объявят, и по изследованию явится то объяление истинно, награждены будут достойною, по мере верности, Его Императорскаго Величества, милостию. А ежели кто из священников сего не исполнит, и о вышеозначенном услышав, вскоре не объявит, тот без всякаго милосердия, яко противник, и таковым злодеям согласник, паче же Государственных вредов прикрыватель, по лишении сана и имения, лишен будет и живота.
А дабы в такое бедство священники не впадали, того ради сим объявлением всем им извествуется, чтоб каждый знал, как в таких случаях поступать надлежит; и для лучшаго известия и незабытной ради памяти, каждой бы священник сие объявление у себя имел, инепременно в предъявленных случаях действовал, а неведением бы отговариваться не дерзал.
А ежели которой священник сего объявления у себя иметь и по нем, как выше изображено, действовать не будет, то таковый, яко преслушник, сана извержен, имения лишен и от гражданскаго суда, по жестоком на теле наказании, в галерную работу послан, а ежели что важное явится, и смертию казнен будет.
ПРИСЯГА
Аз, нижеименованный, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом, пред святым Евангелием,
Что должен есмь, и по долженству хощу, и всячески тщитися буду, моему природному и истинному Государю Императору Всепресветлейшему Державнейшему Петру Великому, Императору и Самодержцу Всероссийскому и прочая и по Нем Его Императорскаго Величества высоким законным наследникам, которые по изволению и самодержавной Его царского величества власти определены и впредь определяемы и к восприятию Престола удостоены будут, и Ее Величеству Всемилостивейшей Великой Государыне Императрице Екатерине Алексеевне, верным, добрым и послушным рабом и подданным быть и все, к высокому Его Императорскаго Величества самодержавству, силе и власти принадлежащие права и прерогативы (или преимущества), узаконенные и впредь узаконяемые по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и в ом живота своего, в потребном случае не щадить, и притом по райней мере все, что к Его Императорскаго Величества верной службе и пользе Государственной и церковной во всяких случаях касатися может, старатися споспешествовать и вспомогать со всяким усердием и ревностию, елико конечная возможность достигнет; о ущербе же Его Императорскаго Величества интереса, вред и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать, препятствовать, и не допущать тщатися буду.
Когда же к службе и пользе его величества, какое тайное дело, или какое б оное ни было, которое приказано мне будет тайно содержать, и то одержать в совершенной тайне, и никому не объявлять, кому о том едать не надлежит, и не будет повелено объявлять.
К сему же еще обязуюся, в звании моем поступать, как при хиротонисании моем завещано и в данном мне от рукоположившаго меня во Иерейство Архиерея, печатном поучении, и в ставленной грамате объявлено, и как от Святейшаго Правительствующаго Всероссийскаго Синода в Духовном Регламенте, и в собственном духовном и священном чину, печатном Маия 17 числа 1722 года, о исповеди объявлении изъяснено и утверждено, и о чем по тому объявлению доносить повелено: то буду доносить и объявлять самою сущею правдою без всякаго лжи прилога, и без употребления лукавственных вымыслов, имея страх лишения чести и живота, и памятуя незабытно неумытный суд Божий.
Клянуся и еще Богом живым, что во всю мою жизнь церковным раскольникам сообщаться, и никаких с ними согласий употреблять, ни под каким подлогом, отнюдь не дерзну. Но вся раскольническия согласия, а именно: Поповщину, Ануфриевщину, Софонтиевщину, Диаконовщину, Безпоповщину, иже суть перекрещеванцы, Феодосиевщину, Андреевщину, Христовщину, и прочая множайшая, елика где ныне суть, или впредь будут, проклинаю и всех их отчуждаюся, и не точию от вреднаго их согласия отчуждаться, но и согласующихся им, и самих их противников по всем моим возможностям изыскивать и обличать, всеусердно потщуся, и которых в приходе моем раскольников, чрез удаление от покаяния, и от святой Евхаристии, или чрез иные приметы усмотрю или уведаю, не буду утаивать молчанием, но без всякаго медления буду о них Архиерею моему письменно объявлять и кому надлежит, обязуюся нескрытно и неотложно доносить, страшася тяжкаго за неисполнение сей моей должности наказания.
К сему же еще и клянуся, что всегда памятствуя страшное слово его: проклят всяк, творяй дело Божие с небрежением, во всяком деле сего моего звания, яко в деле Божии, ходити буду безленостно, со всяким прилежанием, по крайней моей силе, пренебрегая всякия угодия, и упокоения моя, действуя по совести моей, не работствуя лицеприятию, не болезнуя враждою и завистию, упрямством, мздоприимством, и просто никаковыми же пленяяся страстьми, вся же, сия яко же днесь словом обещахся, тако и делом, долженствую до последняго моего издыхания, ради будущих благ, исполняти.
Клянуся еще всевидящим Богом, что вся сия мною ныне обещаваемая, не инако толкую во уме моем, яко провещеваю устнами моими, но в той силе и разуме, яковую силу и разум написанная зде слова чтущим и слышащим являют, утверждаю клятвою моею, буди мне сердцеведец Бог, обещания моего свидетель; яко не ложное есть. Аще же есть ложное, и не по совести моей: буди мне тот же правосудный отмститель. В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь.
Сию присягу каждый священник должен у себя иметь, незапной ради памяти, дабы всегда ведал, на что присягал, и как во звании своем поступать обязался, а неведением или забвением извиняться бы уже не дерзал. К сему же и предпомянутое о исповеди объявление, яко весьма к знанию нужнейшее, приобщается.
***
Текст (не Указа, поста) буду временами дополнять.
1. В Сети этот текст висит только в режиме "только чтение". Так что пришлось перебирать его руками, чтобы была возможность его копировать.
2. Наличие закона ничего не говорит о его исполняемости. Были ли случаи доносов духовников? Не знаю...
3. Как ни странно, появление такого указа это влияние европейского духа. Ибо тут несомненно влияние рациональной схоластики. Церковные юристы Запада учили, что одним из условий совершения таинства является наличие воли его совершить. В случае таинства исповеди речь идет о наличии воли не только священника, но и кающегося. А если этой воли нет? Если, говоря современным языком, человек пришел на исповедь "по заданию редакции" или как пранкер с тайным диктофоном, или просто ради развлекухи? Если в конце концов священник догадывается и узнает об этом - должен ли он считать состоявшийся речевой контакт все равно исповедальным и связан ли он традицией исповедальной тайны в случае этой псевдо-исповеди?
Указ Синода говорит лишь о такой ситуации, когда исповедь используется мирянином для вербовки сторонника своего замысла в лице духовника: "я, батюшка, затеял вот что и думаю так то, грехом это не считаю, так что ты просто согласись со мной и поддержи меня".
4. Современный Закон о свободе совести гласит: "Тайна исповеди охраняется законом. Священнослужитель не может быть привлечен к ответственности за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, которые стали известны ему из исповеди". (ст. 13,7). Кроме того, органам дознания и ФСБ запрещено вербовать священнослужителей и запрещено требовать от них сообщения сведений, которые стали известными им в ходе пастырской деятельности (по крайней мере так было в 90-х годах).
5. Сегодня считается, что если священнику по ходу исповеди стало известно о задуманном преступлении и он не смог уговорить человека оставить свой преступный замысел, то он может сообщить потенциальной жертве или полиции, но в такой форме, чтобы по его словам личность потенциального преступника все же нельзя было установить.
6. Указ 1722 года страшен именно своей безразмерностью: в том столетии преступлением против Государя считалось все что угодно, то есть не только дело, но и слово. Чуть позже некий архимандрит был сослан в Сибирь за то, что в частном письме сообщая другу-епископу об аудиенции у Екатерины Алексеевны назвал ее "Государыней", а не "Императрицей". Бывшая прачка очень уж нервничала на тему "Я Царь или не Царь?".
7. До сих пор вопрос о пределах тайны исповеди все же неясен. Вот один священник исповедуется другому. И кается в грехе, по канонам несовместимом со священнослужением. В этом случае (как и сказано в тексте Указа 1722 года) принявший исповедь священник вроде бы должен оповестить епископа. Порой бывает так: духовник говорит своему собрату: "я не могу отпустить тебе этот грех. Иди к епископу и кайся у него. Если ты не пойдешь, то я буду вынужден сам обратиться к владыке".
Помню, в семинарские годы я малость ошалел от проходившей при мне беседе двух монахов. Обмениваясь епархиальными новостями, один сообщил другому, что некий их общий знакомый запрещен в служении. На вопрос "За что?" был ответ - "Сам дурак. Исповедаться пошел не к тому, к кому надо".
